… на Боге. Я не могу делать этого, даже если пытаюсь. Что со мной стряслось и что теперь мне делать?Махарши посмотрел на меня и спросил:—  Как ты добрался сюда из Мадраса?Его вопрос показался мне неуместным, но я вежливо ответил:—  Поездом.—  И что происходило, когда поезд прибыл на стан¬цию Тируваннамалай? — спросил он.—  Хм... Я сошел с поезда, выбросил билет и нанял повозку до ашрама.—  А когда ты приехал в ашрам и расплатился с из¬возчиком, что стало с повозкой?—  Она уехала; скорее всего — в город, — сказал я, все еще не понимая, куда он клонит.И тут Махарши объяснил:—  Поезд привез тебя на место. Ты сошел с него, потому что он тебе больше не нужен. Он доставил тебя, куда требовалось. То же самое и с повозкой. Когда она привезла тебя в Раманашрам, ты сошел с нее.Тебе больше не нужны ни поезд, ни повозка. Это средства передвижения, доставившие тебя сюда. Теперь ты тут, и ты не нуждаешься в них. Это же произошло и с твоей садханой. Джапа,медитация и чтение книг приве¬ли тебя к твоему духовному назначению. Больше они тебе не нужны. Не ты бросил свою духовную практи¬ку — она оставила тебя по собственной инициативе, ибо отыграла свою роль. Ты прибыл на свое место.Затем он пристально посмотрел на меня. Я почувс¬твовал, что все мое тело и ум омывают волны чистоты. Единственный взгляд Махарши очистил меня. Я чувс¬твовал, что он смотрит мне прямо в Сердце. Под его магическим взглядом я ощутил, что каждый атом моего тела стал чистым. Мне словно было даровано новое те¬ло. Осуществлялся процесс преображения: старое тело атом за атомом умирало, а вместо него создавалось но¬вое. И вдруг я понял! Я осознал, что этот человек, кото¬рый разговаривал со мной, есть то, чем я уже являюсь, чем я всегда был. Я вдруг опознал свое «Я». Я умышлен-но говорю «опознал», так как в непосредственном пере¬живании увидел, что это несомненно именно то состоя¬ние покоя и счастья, которое я уже испытал в восьмилет¬нем возрасте в Лахоре (когда не мог взять стакан с ман¬говым коктейлем). Безмолвный взгляд Махарши вернул меня в то изначальное состояние, но теперь оно стало непрерывным. То «я», которое так долго искало Бога вне себя (так как хотело вернуться в состояние, испытанное в детстве), исчезло в непосредственном знании и пости¬жении истинного «Я», которое Махарши вновь показал мне. Я не могу точно описать свои переживания — кни¬ги правы, когда говорят, что словами этого не передать. Я могу говорить только о сопутствующих явлениях. Я могу сказать, что каждая клетка, каждый атом моего тела вдруг воспрянули, распознав то «Я», которое оживляет и поддерживает их. Но саму суть переживаний описать я не могу. Я совершенно не сомневался в том, что мой духовный поиск завершен, но источник этой убежден¬ности просто неописуем.Я простерся пред Махарши в почтительном поклоне. Я наконец понял, чему он учил и учит. Он говорил мне, что не надо быть привязанным к личному Богу, так как все формы преходящи. Он мог видеть, что главным пре¬пятствием на моем пути был прекрасный облик Криш¬ны и моя привязанность к Нему. Он посоветовал мне игнорировать появление всех эфемерных богов и попы¬таться найти Исток и постичь природу того, кто хочет этих богов видеть. Он пытался указать мне на истинное и вечное, но я глупо и упрямо не придал значения его совету.Задним числом теперь я понимаю, что вопрос «Кто я?» — единственный вопрос, которым мне следовало задаться много лет назад. В восьмилетнем возрасте я непосредственно узнал высшее «Я», а всю последующую жизнь просто пытался вернуться к этому осознанию. Мать убедила меня, что преданность Кришне позволит вернуть пережитое; она направила меня на поиск внеш¬него Бога, который, по ее словам, должен был даровать мне те переживания, к которым я так стремился. За мно¬гие годы духовных исканий я встретил сотни садху, свами и гуру, но никто из них не поведал мне простую истину так, как этот сделал Махарши. Никто из них не сказал: «Бог в тебе. Он не отделен от тебя. Только ты есть Бог. Если ты, задавая себе вопрос "Кто я?", найдешь источник ума, ты увидишь в своем Сердце Бога в образе "Я"». Если бы я встретил Махарши раньше, прислушал¬ся к его учению и практически применил услышанное, может быть, мне не понадобились бы все эти годы бес¬плодных внешних поисков.Я должен сделать еще одно замечание относительно величия Махарши. После того как мне явился Рама, я обошел весь Мадрас в поисках совета относительно вос¬становления своейсадханы. Все свами говорили мне раз¬ные благоглупости, потому что, в отличие от Махарши, не могли видеть мои Сердце и ум. Когда же я потом пришел к Махарши, он не посоветовал мне продолжатьприлагать усилия — он видел, что я достиг состояния, в котором уже никогда не вернусь к прежней садхане. Он сказал: «Ты прибыл». Он знал, что я готов к Постиже¬нию, и своим божественным взглядом он поднял меня до своего собственного состояния. Истинный Учитель смотрит в твой ум и Сердце, видит, в каком состоянии ты находишься, и дает дельный совет, который всегда уместен. Совет тех людей, которые не утвердились в «Я», основан на знаниях, полученных из книг или пона¬слышке. Такие советы часто просто глупы. Истинный учитель никогда не собьет с толку ложным советом, ибо он знает, что тебе нужно и в каком состоянии ты нахо¬дишься.Прежде чем продолжить повествование, перечислю еще раз основные ступени своего духовного роста, пото¬му что они иллюстрируют, как в общем случае протекает процесс Самоосознания. Во-первых, должна быть уст¬ремленность к Богу, любовь к Нему или желание осво¬бождения. Без этого ничего невозможно. В моем лич¬ном случае тот опыт, который я получил восьмилетним мальчиком, породил во мне столь сильное стремление к Богу, что я четверть века искал Его как сумасшедший. Устремленность к Богу, к Самоосознанию подобна внутреннему пламени. Его надо зажечь и раздувать, по¬ка оно не заполыхает так, что испепелит все остальные желания и интересы. Чтобы помешать Самоосознанию, достаточно всего лишь одной мысли, не совпадающей со стремлением «хочу к Богу» (или «хочу Самоосознания»). Если возникают иные мысли, значит, внутренний огонь еще не разгорелся как следует. Все годы, когда я был экстатичным бхактомКришны, я раздувал пламя любви к Богу, и в этом огне все остальные желания сгорели. Если этот внутренний огонь горит достаточно долго и с должной интенсивностью, то в конце концов Б нем пе-регорит и эта единственная, центральная, всепоглощаю¬щая устремленность к Богу (к «Я»). Это существенный момент, так как Самоосознание не состоится до тех пор, пока не уйдет и это последнее желание. После исчезно¬вения этого завершающего желания наступит безмол¬вие, не нарушаемое никакими мыслями. Это еще не ко¬нец, а просто состояние ума, в котором больше не появ¬ляются мысли и желания. Именно это произошло со мной в Мадрасе после того, как мне явился Рама. Меня покинули все мысли и желания —настолько, что я уже не мог продолжать свою прежнюю духовную практику. Многим людям в своей жизни удавалось бросить краткий взгляд на «Я». Иногда это происходит спонтан¬но, нередко — в присутствии просветленного учителя. После таких проблесков сознание, как правило, возвращается в обычное состояние, так как по-прежнему при-сутствуют мысли и латентные (но не погасшие оконча¬тельно) желания. «Я» примет, поглотит и полностью уничтожит лишь тот ум, который совершенно свободен от васан. Именно в таком состоянии мой ум находился те несколько дней, пока я оставался в Мадрасе. Но про¬светление тогда еще не наступило, потому что не хвата¬ло завершающего штриха — нужна была милость моего учителя; я должен был сесть перед ним, услышать от него «Ты прибыл» и поверить ему; надо было, чтобы он посредством своего божественного взгляда передал мне свою энергию и благодать. Когда взгляд Махарши встре¬тился с моим свободным от васан умом, «Я» воспрянуло и разрушило ум, который навсегда прекратил свою дея¬тельность. Осталось только «Я».Я уже говорил, что бхактом Кришны меня сделала мать. Однако после Самоосознания я понял, что она оказалась просто инструментом; корни моей исключи¬тельной привязанности к Кришне уходят в прошлую жизнь, когда я был йогом в Южной Индии. После того как я обрел знание о своей прошлой жизни, мне стали понятны многие особенности жизни нынешней. В про¬шлой жизни я был великим бхактом Кришны. У меня было множество учеников, и я построил храм Кришны, в котором установил большое алтарное изваяние из бе¬лого камня. В той жизни я часто входил внирвикальпа-самадхи, но так и не осознал высшее «Я». Мне помеша¬ло, в частности, сексуальное желание, которое я испы¬тывал по отношению к одной из служанок. Она проис¬ходила из низкой касты, поэтому служила в ашраме уборщицей и выполняла другую непрестижную работу. Я внешне никак не проявлял своего влечения к ней и упорно старался подавить это чувство, но полностью от него так и не избавился. Когда я родился X. В. Л. Пуньджей, эта женщина (в своем новом воплощении) стала моей женой. Згой единственной васаны оказалось до-статочно, чтобы я снова воплотился и создал семью с той, к которой испытывал влечение. Так действует карма.Моя жизнь в качестве йога-кришнаита закончилась необычно и, можно сказать, кошмарно. Я вошел в нир-викальпа-самадхи и оставался в нем двадцать дней. Уче¬ники решили, что я умер — в моем теле не было заметно никаких признаков дыхания и кровообращения. Из де¬ревни привели «знающего человека», чтобы он опреде¬лил, осталась ли в моем теле прана". Он тщательно осмотрел мою телесную оболочку, а потом объявил, что просверлит в ней отверстие и выяснит, осталась ли еще в теле жизнь. «Эксперт» взял инструмент для вскрытия кокосов и проделал им дырку в моем черепе. Посмотрев внутрь, он изрек, что я мертв. После такого вердиктаученики сожгли меня в яме-солшдхи", которую выкопали рядом с храмом.Так я был сожжен заживо. Я осознавал все, что делал человек, продырявивший мне голову, и понимал, что меня собираются сжечь, но не мог на это никак отреаги¬ровать — настолько глубоко был погружен в нирвикальпа-самадхи. Все это странным образом напоминало то мое состояние, в которое я вошел в восьмилетнем воз¬расте (когда меня переполняло такое счастье и покой, что я, хотя и осознавал все происходящее вокруг, не мог никак на это отреагировать).Много лет спустя, снова поселившись (в нынешнем воплощении) на Юге, я отправился посмотреть на этот храм. В прошлой жизни я так хорошо запомнил дорогу к нему, что мог указывать маршрут водителю такси, хотя длинный путь от станции изобиловал развилками и по¬воротами. Все выглядело именно так, как сохранилось в моей памяти. Установленное мною белокаменное изва¬яние Кришны по-прежнему находится в храме. Вот только мое надгробие не сохранилось — река поменяла русло и теперь протекает там, где раньше была моя могила.Махарши сказал, что мне не надо искать внешних проявлений Бога — Кришну или кого-либо еще, — по¬тому что все они эфемерны. Я последовал его совету (после того, как он показал мне, кто я есть), но образы богов продолжают являться мне. Даже теперь, спустя десятилетия после завершения моего духовного поиска, Кришна по-прежнему регулярно приходит ко мне. Ког¬да бы Он ни появился, я чувствую все ту же огромную любовь к Нему, но теперь Он не может обратить мой взор на что-либо иное, кроме высшего «Я».Попробую объяснить: в детстве я думал, что тело Кришны реально, потому что можно было к нему при¬коснуться. Тогда я не знал, что осязаемость не является истинным критерием реальности. Реально то, что вечно и неизменно. Под данное определение подпадает только бесформенное «Я». Теперь я могу сказать, что, когда Кришна появлялся в моей детской комнате, это было временным, нереальным феноменом, имевшим место в Сознании — единственной реальности. И все осталь¬ные явления мне Кришны относятся к этой же кате¬гории. Ныне меня, отождествившегося с истинным «Я», величие богов (даже стоящих передо мной) не ослепит и не введет в иллюзию; я знаю, что сила и красота, кото¬рую они являют, иллюзорны. Во мне, в моем высшем «Я» присутствует все могущество и великолепие, так что мне нет нужды искать эти качества в ином месте.После моего преображения, происшедшего в присут¬ствии Махарши, моя внешняя жизнь, в основном, оста¬валась прежней. Я вернулся в Мадрас, ходил на работу и старался обеспечить свою семью всем, чем только мог. По выходным (или если у меня накапливалась прилич¬ная сумма денег) я приезжал в Тируваннамалай, садился у стоп своего учителя и грелся в лучах его сияния. От того циничного скептика, который во время первого ви¬зита агрессивно противостоял Махарши, не осталось и следа. Меня переполняла любовь к Учителю. Первые несколько месяцев после Самоосознания у меня не было никаких мыслей. Я приходил в офис и выполнял свои обязанности, но при этом в моей голове не появлялась ни одна мысль. То же самое было и когда я отправлялся в Тируваннамалай. Сидел ли я в зале ря¬дом с Махарши, бродил ли вокруг холма или делал по¬купки в городе — все совершалось без какой-либо мен¬тальной активности. Всюду простирался океан безмол¬вия, по поверхности которого не пробегала даже и рябь мыслей. Я вскоре понял, что ум и мысли не являются непременным условием мирской деятельности. Если человек осознал истинное «Я», попечительство о его жизни берут на себя высшие силы. Все его действия совершаются спонтанно и с максимальным эффек¬том — хотя на них не было затрачено никаких менталь¬ных усилий.Я часто привозил в ашрам на выходные свою семью и сослуживцев. Похоже, что Махарши особо выделял среди них мою дочь. За время жизни в Мадрасе она овладела тамильским в достаточной степени, чтобы об¬щаться с Махарши на его родном языке. Во время наших посещений они всегда играли вместе и хохотали.Однажды моя дочь села перед Махарши и вошла в состояние, которое внешне воспринималось как глубокий медитативный транс. Когда колокол позвал на обед, я не смог ее разбудить. Махарши посоветовал оставить ее в покое, и мы пошли есть без нее. Вернувшись, мы застали ее в том же месте и в прежнем положении. Прошло еще несколько часов, прежде чем она возврати¬лась в обычное сознание.Майор Чедвик* с большим интересом следил за про¬исходящим . Когда моя дочь очнулась, он подошел к Ма¬харши и сказал:—  Я здесь уже более десяти лет, но со мной никогда не происходило ничего подобного. А эта семилетняя де¬вочка, похоже, вошла в самадхи вообще без каких-либо усилий. Как это возможно?Махарши улыбнулся и ответил:—  С чего ты взял, что она младше тебя?После этого случая дочь прониклась любовью к Ма¬харши и очень привязалась к нему. Когда мы уезжали домой, она ему сказала:—  Ты мой отец. Я не поеду в Мадрас. Я останусь здесь, с тобой.Махарши засмеялся:—  Нет, тебе нельзя здесь оставаться. Возвращайся домой со своим настоящим отцом. Пойди в школу, вы¬учись, а потом сможешь прийти сюда — если захочешь.Происшедшее в ашраме стало важным событием в жизни моей дочери. Несколько недель спустя я подслушал, как она кому-то рассказывала на кухне, что не бы¬вает такого дня, когда она не вспоминала бы о случив¬шемся. Но если бы вы спросили ее об этом событии, она ничего не ответила бы. Всякий раз, когда кто-то спра¬шивал ее: «Что произошло в тот день, когда ты вошла в транс перед Махарши?» — ее реакция была одной и той же: она начинала плакать. Даже мне она не могла объяс¬нить или описать, что именно с ней было.В другой раз я привел к Махарши пира", которого встретил в Мадрасе. Этот профессор, приобщившийся к религиозной жизни в результате внутреннего пробужде¬ния, прибыл из Багдада в Индию потому, что ему вдруг захотелось увидеть, в каком состоянии познания пребы¬вают настоящие индийские святые. Я убедил его поехать со мной к Махарши, ибо не мог представить лучшего примера индийского святого. В Тируваннамалае мы не-которое время посидели в зале, глядя на Шри Раману. Потом пир встал, поклонился и вышел. Когда я догнал его и спросил, почему он ушел так внезапно, тот отве¬тил: «Я вдохнул аромат этого цветка сада индуизма. Те-перь мне нет необходимости нюхать другие цветы — я удовлетворен и могу вернуться в Багдад».Этот человек был джняни. За несколько минут, про¬веденных в обществе Махарши, он сумел убедиться в том, что цветок Джняны индуизма не отличается от выс¬ших состояний, достигаемых мусульманскими святыми.      Такие просветленные встречаются очень редко. За последние лет сорок я встречал тысячи садху, свами, гуру и других духовных людей. На Кумбхамелах я видел мил¬лионы паломников; я побывал во многих индийских крупных ашрамах; я странствовал по Гималаям, встреча¬ясь там с отшельниками; я общался с йогами, обладаю¬щими великими сиддхами; с людьми, которые могут ле¬витировать. Но за все годы, прошедшие со времени об¬ретения мною Самоосознания, мне довелось встретить всего двух человек, сумевших убедить меня в том, что они обрели полное просветление. Мусульманский пир был одним из них. Второго — сравнительно малоиз¬вестного садху — я встретил на обочине дороги в Кар-натаке.Я ждал автобуса в заброшенном поселке возле Кришнагири — города, расположенного между Тируваннама-лаем и Бангалором. Тут ко мне подошел человек чрезвы¬чайно непрезентабельного вида. Одеждой ему служили грязные лохмотья, а его ноги были покрыты открытыми ранами, в которых копошились черви.На праздновании говорили, и я вызвался почистить ему раны и дать мазь, способствующую заживлению. Мое предложение его совершенно не заинтересовало: «Оставь червей в покое. Пусть себе завтракают».Чтобы не оставлять его в таком жалком состоянии, я порвал на ленты свою накидку и забинтовал ему ноги чистой тканью. Мы попрощались, и он ушел в ближай¬ший лес.Я понял, что этот человек — джняни, В моей голове уже начали появляться праздные мысли о том, что за странная карма заставила его так пренебрегать своим телом, когда ко мне подошла женщина, продававшая в придорожной лавке лепешки. Она сказала: «Вам очень повезло, вы разговаривали с великим махатмои". Он живет в этом лесу, но почти никогда не показывается на людях. Из Бангалора приезжают люди, чтобы повидать его, но никто не может его найти, если он сам не захочет встретиться с кем-то. Я сижу здесь каждый день, но не видела его уже больше года. И прежде мне никогда не доводилось видеть, чтобы он подходил к совершенно чужому человеку и беседовал с ним».Я несколько отклонился от своего повествования, но история с джняни-оборванцем (а также в прошлом мусульманином) иллюстрирует пару важных моментов, о кото¬рых мне хочется сказать. На первый я уже намекнул. Хотя многим людям случается непосредственно бросить взгляд на истинное «Я», полное и непрерывное его осознавание — явление крайне редкое. Я убедился в этом на личном опыте, повидав миллионы (без преувеличе¬ния) людей, придерживающихся того или иного духов¬ного пути. Второй момент тоже важен, так как в нем отражено величие Махарши. Из этих троих людей (встретившихся мне после достижения Самоосозна¬ния), в которых я увидел истинных джняни, только Ма¬харши двадцать четыре часа в сутки был доступен для всех, кто хотел его видеть. Садху из Кришнагири скры¬вался в лесу; мусульманский пир, остановившись в моем доме, сидел взаперти и отказывался встречаться с посе¬тителями, желавшими его видеть. Из них троих только Махарши можно было легко найти и свободно подойти к нему. Об этом свидетельствуют и мои первые посеще¬ния (когда я два раза шел к нему после обеда). Он мог бы промолчать и позволить секретарю отослать меня обрат¬но. Но он, чувствуя, что у меня есть неотложная потреб-ность увидеть его, позволил мне войти и говорить о том, что меня волновало. Никому не возбранялось повидать его — даже незрелым людям, совершенно не вписыва¬ющимся в его окружение. Посетители и ученики могли находиться в его присутствии столько, сколько хотели, впитывая в себя столько его благодати, сколько могли вместить. Джняна сама по себе делала Махарши духовным гигантом, но его постоянная общедоступность при¬давала его величию дополнительный блеск.Во время своих посещений Шри Раманашрама я си¬дел в зале с Махарши и слушал, как ученики обращают¬ся к нему с вопросами и сомнениями. Иногда, если от¬вет мне был непонятен или не соответствовал моему личному опыту, я сам задавал вопрос. Годы, проведен¬ные в военной академии, приучили меня не оставлять затронутого вопроса до тех пор, пока мне не станет все понятно. Этим же принципом я руководствовался и в отношении философского учения Махарши.Например, однажды я услышал, как он сказал посе¬тителю, что Сердце как духовный центр расположено в груди справа; именно оттуда исходят и туда возвраща¬ются мысли о «Я». Это противоречило моему собствен¬ному опыту: во время моего первого посещения Шри Раманы Махарши, когда мое Сердце открылось и рас¬цвело, я узнал> что оно не находится ни в теле, ни вне его. А когда во время второго визита это ощущение ис¬тинного «Я» стало непрерывным, я понял, что нельзя утверждать, будто Сердце может быть ограничено телом или пребывать в какой-то его части.Я присоединился к обсуждению и спросил: «Почему Вы помещаете Сердце в правую сторону груди, тем са¬мым ограничивая его? Для Сердца нет ни "левого", ни "правого", потому что оно не пребывает ни внутри, ни вне тела. Почему бы не сказать, что оно везде? Как мож¬но ограничивать Истину каким-то местом в теле? Разве не правильнее сказать, что не Сердце находится в теле, а тело — в Сердце?» (Вопросы я задавал прямо и без смущения — этому меня тоже научила армия.)Ответ меня полностью удовлетворил. Повернувшись ко мне, Махарши объяснил, что в подобных терминах он разговаривает только с теми, кто все еще отождест¬вляет себя со своим телом:— Когда я говорю, что «я» расположено в правой части тела, что чувство «я» связано с правой половиной грудной клетки, я адресую эту информацию тем людям, которые по-прежнему думают, будто являются телом. Им я говорю, что Сердце находится там. Но, строго го¬воря, неверно утверждать, будто «я» исходит из Сердца, расположенного в правой части груди, и что оно туда же возвращается. «Сердце» —иное название Реальности, и оно не находится ни внутри тела, ни вне его. По отно¬шению к нему нет «внутреннего» и «внешнего», так как оно является единственной реальностью. Я не отождес¬твляю Сердце ни с каким анатомическим органом, нервным сплетением или чем-либо еще. Но если чело¬век видит себя как тело, если считает, что является те¬лом, то ему нужно посоветовать найти в теле место, от¬куда возникает и куда уходит ощущение «я». Таким мес¬том должно быть Сердце в правой стороне груди, потому что каждый человек, независимо от расы, религии и языка, на котором он разговаривает, говоря «я», указы¬вает на правую сторону груди. Так делают во всем мире, поэтому именно это место можно считать местоположением Сердца. И внимательно наблюдая, откуда при про¬буждении возникает мысль «я», а также проследив, куда она уходит при засыпании, можно заметить, что этим местом является правостороннее Сердце.Мне нравилось разговаривать с Махарши, когда он был один (или хотя бы в не слишком многолюдном ок¬ружении), но такое случалось редко. Даже если я обра¬щался к нему с вопросом, мне приходилось пользовать¬ся услугами переводчика, так как я не настолько хорошо знал тамильский, чтобы вести философскую беседу.Застать Махарши в спокойной обстановке было лег¬че летом, когда стояла такая жара, что поток посетите¬лей превращался в слабый ручеек. Как-то в мае (в разгар лета) мы сидели с Махарши всего лишь впятером. Од¬ним из нас был Чедвик, который пошутил: «Бхагаван, мы ваши самые бедные ученики. Все, кому по карману отправиться в горы за прохладой, уже разъехались. Только мы, несчастные, остались».Махарши засмеялся и сказал: «Да, оставаться здесь летом, никуда не уезжая, — настоящий тапас».Иногда я сопровождал Махарши в его прогулках во¬круг ашрама.. Это позволяло мне вести с ним личную беседу и непосредственно наблюдать, как он относится к ученикам и служащимашрама.. Я видел его следящим за раздачей пищи — он хотел убедиться, что всем нак¬ладывают равные порции. Я видел, как он останавливал рабочих, которые, прервав свою работу, пытались про¬стереться перед ним в поклоне. Во всем, что он делал, содержался урок для нас. Каждый его шаг был выраже¬нием его учения.Махарши предпочитал работать с окружающими просто, без каких-либо драматических эффектов. В Раманашраме не было масштабных демонстраций могу¬щества Махарши; просто сердца всех, кто общался с ним, постоянно наполнялись незримой, исходящей от него благодатью.Хорошей иллюстрацией неявного, скрытого воздейс¬твия на нас Раманы Махарши является случай, свидете¬лем которого я был. Женщина принесла мертвого сына и положила бездыханное тело перед кушеткой Шри Ра-маны.  Мальчик скоропостижно скончался от укуса змеи. Мать умоляла воскресить ее ребенка, но Махар¬ши, казалось, не обращал на нее ни малейшего внима¬ния и игнорировал ее просьбы. Через несколько часов комендант ашрама попросил ее унести труп ребенка. Однако на выходе из ашрама женщина встретила закли¬нателя змей, который сказал, что может заняться ее сы¬ном. Он сделал что-то с рукой мальчика (в месте укуса), и тот сразу же стал проявлять признаки жизни — хотя и был мертв уже несколько часов. Ученики в ашраме от¬несли это чудо на счет Махарши; они говорили: «Если джняни обращает внимание на проблему, она автоматически решается божественным вмешательством». Со¬гласно этой теории, хотя Махарши внешне ничего не делал с ребенком, на внутреннем, бессознательном уровне то внимание, которое он уделил проблеме, стало причиной появления нужного человека в нужном месте. Сам Махарши, конечно, отрицал свою причастность к воскрешению. «Вот как?» — это вся его реакция на со¬общение о том, что мальчик ожил.Это было характерно для Махарши. Он никогда не совершал никаких чудес и даже отказывался признавать себя инициатором тех необычных явлений, которые происходили в его присутствии или благодаря вере уче-ников в него. Единственным чудом, которому он спо¬собствовал, являлось внутреннее преображение. Сло¬вом, взглядом, жестом или просто пребывая в безмолв¬ной неподвижности, он успокаивал ум окружавших его людей и давал им возможность осознать, кем они в дейс¬твительности являются. И нет чуда, больше этого.В 1947 году британское правительство под давлением мусульман решило, что, прежде чем предоставить Ин¬дии независимость, ее надо разделить. Та часть страны, где мусульманское население составляет большинство, должна была стать Пакистаном; остальная территория оставалась Индией (но теперь уже новой — независи¬мой). На северо-западе новая граница проходила с севе¬ра на юг, к востоку от Лахора. Это означало, что после намеченного на август провозглашения независимости моя семья должна была оказаться в Пакистане. В месяцы,  предшествовавшие   объявлению   независимости, многие мусульмане эмигрировали из Индии в нарожда¬ющийся Пакистан. В то же время многие индусы, жив¬шие на северо-западе, переселялись в Индию. В обоих религиозных общинах кипели страсти. Мусульмане на¬падали на индусов, пытающихся покинуть Пакистан, грабили их и даже убивали. Аналогичным образом инду¬сы поступали с мусульманами, покидавшими Индию. Эскалация насилия достигла такого размаха, что му¬сульмане останавливали идущие из Пакистана поезда с индусами, выводили их из вагонов и расстреливали, а индусы нападали на поезда, идущие во встречном на¬правлении, и тоже убивали пассажиров. Но я ничего об этом не знал, так как не читал газет и не слушал радио. В июле 1947 г. (за месяц до провозглашения незави¬симости) ко мне подошел Дэвараджа Мудалиар и спро¬сил, из какой части Пенджаба я родом. Когда я сказал, что из города, расположенного в двадцати милях к запа¬ду от Лахора, он сообщил мне о предстоящем оттор¬жении этой территории от Индии и подчеркнул, что мой родительский дом окажется в Пакистане, Он спросил:—  Где сейчас находится твоя семья, твои родные?—  Насколько я знаю, —ответил я (так как мало об¬щался с ними), — они по-прежнему дома, в городе. Никто из родственников не живет на той территории,которая будет Индией.—  Так почему ты не поедешь, чтобы перевезти их?Сейчас оставаться там опасно.Он рассказал мне обо всех ужасах, которые там тво¬рятся, и настаивал на том, что я обязан позаботиться о семье и переправить ее в безопасное место. Он даже посоветовал привезти всех в Тируваннамалай. Но я ска¬зал: «Нет, не поеду. Я не могу покинуть Махарши».Это не было простой отговоркой: мои слова букваль¬но отражали то, что я чувствовал. Мои отношения с Ма¬харши достигли стадии, когда я влюбленно смотрел на него не отводя глаз и не мог сосредоточить мысли на поездке в другой конец страны (да еще и на неопреде¬ленное время).В тот день мы сопровождали Махарши во время ве¬черней прогулки. Дэвараджа Мудалиар обратился кнему:—  Похоже, что семья Пуньджи бедствует в Запад¬ном Пенджабе. А он не хочет туда ехать — будто его не интересует, останутся его близкие там или нет. Незави¬симость будет провозглашена менее чем через месяц. Если он не поедет сейчас, потом может быть уже поздно.Махарши согласился с тем, что мое место —рядом с семьей. Он сказал:—  Там, откуда ты родом, будет множество бед. По¬чему бы тебе туда не поехать и не вывезти оттуда свою семью?Хотя это прозвучало как приказ, я продолжал арта¬читься. С того самого дня, когда Махарши показал мне, кто я есть, я испытывал по отношению к нему огромную любовь и привязанность. Я искренне чувствовал, что в мире нет никого более близкого мне, чем он. Я думал: «Я так благодарен этому человеку, который избавил ме¬ня от страхов, даровал мне свет, рассеявший в моем уме мрак, что я не могу поддерживать отношения с кем-либо помимо него». Я попытался объяснить свою позицию:— Вся моя прежняя жизнь — просто сон. Мне приснилось, что у меня была жена и семья. Когда я встретил Вас, я проснулся, У меня больше нет семьи, у меня никого нет, кроме Вас. Махарши на это ответил:— Если ты знаешь, что твоя семья — просто сон, почему бы тебе во сне не позаботиться о ней? Приснив¬шаяся работа много сил не отнимет. Тогда я открыл основную причину своего нежелания ехать:—  Я слишком привязан к Вам, чтобы Вас оставить. Я Вас так люблю, что не могу оторвать от Вас глаз. Как мне уехать?—  Я всегда с тобой, где бы ты ни был, — произнес Махарши. Сказано это было таким тоном, что не оста¬валось сомнений — я должен ехать. Эти его слова бла¬гословляли меня на поездку и являются благословениемдо сих пор.Я сразу же понял глубинный смысл утверждения Ма¬харши. То «Я», которое является истинной природой моего Учителя, представляет собой и мою собственную внутреннюю реальность. Разве можно разлучиться сэтим «Я»? Я, так же как Учитель, знал, что помимо этого высшего «Я» больше ничего не существует.Пришлось согласиться с решением Махарши. Я склонился перед ним; первый и последний раз в своей жизни я в знак уважения, любви и благоговения коснул¬ся его стоп. Обычно он не позволял делать этого, но тут был особый случай и Гуру мне не препятствовал. Преж¬де чем подняться, я собрал немного пыли у его стоп и положил в карман, чтобы хранить как священную ре¬ликвию. Я попросил у него благословения, так как чув¬ствовал, что это наша последняя встреча; интуитивно я знал, что больше не увижу его.Я покинул ашрам и отправился в Лахор. Ситуация там оказалась еще хуже, чем я ожидал. Толпы мусульман скандировали: «Смерть индусам! Смерть индусам!» Дру¬гие выкрикивали: «Пакистан достался нам легко —так нападем же на Индию, покорим ее! Завоюем ее с мечомв руке!»Придя на станцию, я взял билет до своего родного города. Я занял место в полупустом вагоне, оставил в нем вещи и вышел на платформу утолить жажду в чай¬ной. Удивленный малочисленностью пассажиров, я спросил у прохожего: «Что происходит? Почему поезд почти пустой?» Он объяснил:— Индусы больше не ездят поездами. Они боятся, так как здесь их меньшинство. Очень многих железно¬дорожных пассажиров убили, так что индусы теперь сторонятся железной дороги.      В те дни, полные насилия, индусы и мусульмане ез¬дили в разных вагонах — чтобы в случае чего можно было сообща постоять за себя. Облюбованный мною по¬лупустой вагон был занят индусами. И тут я услышал внутренний голос; это был голос моего Учителя, кото¬рый сказал:— Иди и садись в мусульманский вагон. С тобой ничего не случится.Эта идея казалась разумной, но я сомневался, смогу ли убедить своих попутчиков-мусульман в том, что яв¬ляюсь одним из них. Мало того что я был одет по-друго¬му, так еще на руке у меня красовалась очень заметная татуировка с символом ОМ. Я родился в семье брахма¬нов, которые считали всех мусульман нечистыми, оск¬верненными употреблением говядины. Вхожими в наш дом были только индусы, и если кто-то хотел зайти, он должен был сначала показать свою руку. У всех местных индусов на руке было вытатуировано ОМ; у мусульман такой татуировки не было.Я послушался внутреннего голоса и пересел в «му¬сульманский» вагон. Там никто не возражал и ни о чем меня не спрашивал. За городом поезд был остановлен, а все пассажиры из «индусских» вагонов — расстреляны. На меня же не обращали внимания, несмотря на то что мой внешний вид явно выдавал во мне (по крайней ме¬ре, мне так казалось) индуса.На своей станции я сошел с поезда и направился к родительскому дому, который оказался запертым